Великий писатель-буревестник побеседовал с политическим обозревателем KP.RU Александром Гамовым.
…- Александр Андреевич, это биограф Проханова – Гамов. Я наконец-то получил видео вашей рок-оперы про СВО и Донбасс — танковой заводской постановки. (см. и вы видео тоже — прямо здесь и сейчас.)
— Премьера рок-оперы, Саша — она называется «Хождение в огонь», — не так давно состоялась в столице танкостроения – в Нижнем Тагиле, на главном конвейере, где идет в три смены сборка наших непобедимых Т-90.
— Как это было?
— А — так! Там продолжали грохотать и лязгать танки, на которые надевали гусеницы, в них погружали моторы, монтировали, инкрустировали лазерные дальномеры, приборы, системы космической связи.
И — туда подогнали несколько, уже готовых к бою, танков. А оперные певцы и танцоры, прямо на боевых машинах исполняли свои арии и танцы.
А в зрительном зале, который был одновременно и сборочным цехом, сидели те, кто только что оторвался от своих станков и рабочих мест, а после спектакля снова вернулся на свои трудовые позиции, продолжая собирать эти громадные чудовищные Т-90.
И наше «Хождение в огонь» — это опера поля боя.
— Либретто Проханова, как я понял, стихи Проханова тоже?
— Не тоже, а стихи — мои.
— Извините.
— А музыку написал мой друг – замечательный композитор и член Изборского клуба Александр Иванович Агеев.
Мы его считаем таким ренессансным человеком, своеобразным таким Леонардо да Винчи.
— А актёров, в том числе и детей, это откуда вы их брали в свой спектакль?
— Мы волновались, что актеры испугаются этой темы и самих форм, которые мы предложили. Современный актерский мир, мы знаем, он зыбкий, он неверный, он хлипкий, он шатается, он вскормлен в другие времена и на другие деньги.
И мы боялись, что не найдем певцов. Но мы ошибались. Потому что пришли молодые, свежие, яркие певцы и танцоры, многие из них еще продолжают учиться, они не окончили своих училищ, своих Гнесинок. И они влились в этот наш поток. Какая-то новая молодая русская сила.
А дети – вот эти ангельские голоса, эти ангелицы и ангелочки – тагильские ребята. Они заранее разучили несколько наших арий, мы их пригласили на сцену, и они пели вместе с нашими актерами.
И слушатели, те, кто сидел на зрительных местах, видели своих детей. Они восторгались красотой этих помыслов, этими молодыми чудесными голосами.
— Камера показала и моего кумира, автора рок-оперы этой танковой — Александра Проханова. У меня было такое ощущение, — вы же не знали, что вас снимают, — что вы хотите подняться и тоже вырваться на сцену. И сорваться с места, исполнить арию. У меня правильное ощущение? Или это померещилось?
— Тебе очень многое мерещится, Саша! Ты человек, который подвержен морокам. Ты постоянно живешь как бы на ощупь. У тебя в глазах… какие-то потрясающие видения.
Я вовсе не хотел сорваться с места и взлетать туда.
Я уже там летал, я парил под сводами этого огромного цеха, среди этих стальных перекрытий, этих туманных железных облаков, которые витали над цехом.
Я как ангел-хранитель витал над этой оперой, мечтал, чтобы она прошла удачно, чтобы все голоса звучали как дивные флейты небесные.
Поэтому ты здесь заблуждаешься. То, что сидело на месте, было похоже на меня, это оболочка. А дух мой витал.
— Так и запишем. Сколько времени длится танковая рок-опера?
— Она продолжается час с небольшим.
Причем у этой рок-оперы есть несколько вариантов, несколько таких моделей, которые можно играть в разных аудиториях и с разными интервалами.
Она очень длинная, долгая. Потому что мои стихи – это огромный цикл стихов. И из них можно создавать такие вот наборы, комбинации. Все это будет опера – сплошная грозная, яростная, победная.
— Да!
— То в этой опере будут сильны трагические голоса, то возникает такой лиризм, мистицизм.
В общем, это новая эстетика. Это не просто повторение каких-то задумок наших музыкальных. Это не опера Глинки на стихи Пушкина.
— А то!
— Здесь, Саша, мерещится какая-то новая совершенно изобразительность.
Какая опера позволит себе исполнять себя на танковом конвейере?
— Вот!
— Там соединение музыкальности с военной техносферой. Причем — техносфера не мирного времени, а — эпохи СВО.
Мою оперу исполняют на поле боя.
Это новая эстетика, это новая аранжировка.
И актеры, которые там пели и плясали, это воины, это воители. И они сражались под пристальным взором «Байрактаров», которые над ними летали, по ним метились, американские гаубицы М-777. Это была новая абсолютно русская эстетика. И поэтому, повторяю, все, что там произошло и продолжает сейчас происходить, мне кажется, это огромный вклад в сегодняшнее русское авангардное патриотическое искусство.
— Я вот даже своему кумиру иногда обидные вопросы задаю. У меня сейчас — такой. А вы не боитесь, что Проханов этой своей рок-оперой танковой отбрасывает наше искусство в 20-е годы прошлого столетия, во времена «Синей блузы» — большевистской, пролетарской, военизированной и так далее?
— Когда говорят, что современное искусство традиционных скучных подмостков, вялых голосов, робких метафор, смешных и нелепых актерских имитаций отторгается… А — наше «Вхождение в огонь» возвращает нас в культуру 20-х годов, — это не упрек, а это комплимент.
Потому что культура 20-х годов – это культура восходящей страны, страны, которая взлетала как ракета ввысь, она требовала своего искусства, своей энергетики.
А потом, когда страна стала увядать, когда она превратилась в страну шоу-бизнеса, в страну эстрадных шулеров, она перестала котироваться вообще в мировом искусстве, она ушла, исчезла.
Она стала просто ничтожно малой. Она потухла!
И теперь, пока наша страна во время военной операции опять стала возноситься, опять стала восходить.. Когда снова проливается русская кровь, русские слезы, возникают русские молитвы, опять грохочет русское «ура!», искусство должно поспевать за этим.
И, поэтому, мы смотрим не на искусство 20-х годов и на «Синюю блузу», а мы смотрим на эти батальоны, которые штурмуют высотки.
Мы смотрим на те части, которые прогрызаются среди этих развалин дымящихся, мы хотим создать искусство, адекватное этому.
Потому что я не знаю, как посмотрелось бы сейчас на этом поле боя традиционное русское искусство, которое ставило бы этих бесконечных «Дядей Вань», эти «Вишневые сады» с этими вот традиционными, открытыми еще Станиславским формулами.
Неужели мы столь примитивны, что в какой-то момент перестаем двигаться и расти?
— Вы шутите, что ли, мой кумир?
— Нет!
— Я вам тогда верю. И сколько танков собрали за час с лишним, пока на том заводе шла рок-опера Проханова?
— Бессчетное количество. У меня не хватало на руках, на ногах пальцев, чтобы сказать, какое количество танков в это время возникло и было погружено на платформу, и ушло в бой.
— И — ваш рок-оперный анонс: где, на каких еще военных предприятиях мы сможем прохановское «Вхождение в огонь» послушать и посмотреть, и рассказать об этом?
— Об этой рок-опере узнали руководители военных предприятий. И она сейчас начала триумфальное шествие по нашим оборонным конвейерам. Через несколько дней буквально, 15-го числа, мы едем в Ковров, Владимирская губерния, это крупнейший наш пулеметный завод имени Дегтярева.
Это такая тоже столица нашего пулеметного дела русского. И там мы даем нашу рок-оперу. А потом мы летим в Омск и далее везде.
То есть это, повторяю, оборонщики почувствовали красоту и силу нашего искусства. И наша опера является своеобразным подарком людям, которые дни и ночи стоят на своих рабочих местах, у конвейеров, делают оружие Русской Победы.
— И всегда у меня завершающий вопрос: можете фрагмент из этой рок-оперы… Обычно я с вами разбойничьи песни пел. А вот исполнить бы какие-то строки или продекламировать — из танковой, из оборонной, из военной — прохановской рок-оперы?
— (с воодушевлением читает)
Донбасс, Донбасс,
неистовый звонарь, грохочущий на башне вечевой.
Донбасс, Донбасс, божественный фонарь, пылающий над бездной мировой.
Донбасс, Донбасс,
ты – острие меча,
пронзившее чешуйчатую грудь.
Донбасс, Донбасс,
ты – русская свеча, которую вовеки не задуть.
— Я верю Проханову! Спасибо вам огромное, Александр Андреевич.
— С Богом!
— Ура!