«Где родился? 38 й год, Заполярье, Кольский полуостров, Мурманская то есть область… Причем до десятого класса я ни разу не пересекал полярный круг с севера на юг. Так что я впервые в жизни поехал, когда окончил со своей дурацкой золотой медалью школу, поступать в МГУ… Я тогда впервые этот полярный круг и пересек, впервые увидел живую корову… Тогда экзаменов не было, я просто прошел собеседование и поступил в МГУ на филфак».
В этом интервью Венедикт Ерофеев умолчал о том, что рос в детдоме (отец и брат были арестованы, мать, как жена «врага народа», не могла устроиться на работу на Севере и отправилась в Москву, оставив детей на попечение государства). Но что правда, то правда: в школе Веничка был отличником, золотым медалистом и потому имел полное право отправиться покорять Москву. И, чтобы поступить в главный вуз страны, ему не потребовалось даже сдавать экзамены. В МГУ у него все складывалось блестяще. На первом курсе Веня не курил, не прикасался к алкоголю, не сквернословил, был «золотым мальчиком», у которого единственной страстью был компот из черешни (черешню, как и коров, он увидел, только когда доехал до Москвы). Потом, как говорил Ерофеев в одном из интервью, «свалилась куча разных кризисов — от самого высшего пошиба до самого низшего разбора». Одним из самых серьезных ударов стала новость о том, что его отец неизлечимо болен.
С университетом отличник завязал. Работал каменщиком, кочегаром, приемщиком стеклотары, в какой-то момент отправился в геолого-разведочную партию. Потом был дежурным в милиции, библиотекарем, грузчиком на мясокомбинате… В вузы при этом поступал еще не раз. Например, во Владимирский пединститут (его оттуда вышибли за то, что его моральный облик «не соответствовал требованиям к будущему учителю») и опять в МГУ (написал сочинение на пятерку, но учиться не стал).
Ерофеев словно нарочно старался быть маргиналом, не жить «как положено», не встраиваться в советскую систему. Он говорил, что о полете Гагарина узнал только недели через две после того, как тот приземлился, а вести о перекрытии Енисея вообще дошли до него спустя годы. И в перестройку был верен этой своей позиции: «Кто хочет, пусть перестраивается, а мне перестраивать нечего».
«СОВСЕМ ПУСТОЙ И БЕЗ КОПЕЙКИ…»
Петушки появились в его жизни не случайно. В селе Караваево Петушинского района жила его первая жена с сыном, «так что мне приходилось примерно каждый месяц приезжать в Петушки. К сыну с гостинцами…» В записных книжках его полным-полно фраз типа «Первая половина дня — в месте вчерашней вечеринки. Похмелье и похмелье. Совсем пустой и без копейки — в Петушки…».
В конце концов из очередной поездки родилась «поэма», вдохновленная, по словам Ерофеева, прежде всего Лоренсом Стерном и Франсуа Рабле. Писал он «окрыленно», без черновиков, не зная, что случится в следующей главе. В финале поэмы написано, что сочинена она «на кабельных работах в Шереметьево — Лобня» осенью 1969 года. Это правда: создавал свой текст Ерофеев, копаясь в земле. Днем обдумывал главу, а вечером ее записывал, «почти не отрывая пера от бумаги». На этих кабельных работах произошла трагедия. Ерофеев ездил туда на служебном грузовике, однажды засиделся и опоздал, а грузовик в дороге перевернулся, и почти вся его бригада погибла. Ерофеев после этой истории страшно запил. Некоторые считают, что именно этот случай стал толчком к созданию поэмы.
Книга быстро начала расходиться в самиздате, в 1973 году была опубликована в Иерусалиме, а в 1977-м — в Париже. Говорят, что по популярности «Москва — Петушки» в 70-е годы могла сравниться только с песнями Высоцкого. Ею восхищались самые разные люди, от Шукшина до Довлатова. Сейчас ее место в русской литературе — рядом с Гоголем, Булгаковым, Ильфом и Петровым.
«ПЕТУШКИ» — В ЖУРНАЛЕ «ТРЕЗВОСТЬ И КУЛЬТУРА»
Пьяницей Ерофеев стал еще в юности. Он рассказывал: «Как-то, находясь в слишком темном расположении духа, просто сходил и по собственному почину взял себе четвертинку водки. Просто ее взял и, запершись в аудитории, опустевшей вечером, шлепнул до дна из горлышка. Ну а потом через две недели еще примерно одну. Ну а потом, уже когда перешел на стройку, и в кочегары, и все такое — тут уже стало это каждодневным». Пил он очень много, иногда вплоть до белой горячки. Но погубила Ерофеева не водка, а, скорее всего, курение. По печальной иронии судьбы это произошло одновременно с официальным признанием: «Москва — Петушки», уже переведенная на десяток языков, наконец-то была напечатана в СССР, в журнале «Трезвость и культура», появившемся на волне горбачевской антиалкогольной кампании, с купюрами и под видом книги об ужасах пьянства. Вскоре последовала и полная публикация.
Но незадолго до этого Ерофеева после перенесенного гриппа начали мучить боли в горле. Врачи поставили диагноз «рак гортани». Операция в СССР была страшно болезненной, потому что наркоз почти не подействовал. Друзья устроили ему вызов за границу для лечения во французской онкологической больнице, но чиновники писателя во Францию не выпустили. А говорить после тяжелейшей операции он мог только с помощью специального голосового аппарата.
В 1989-м он присутствовал на постановке своей пьесы «Вальпургиева ночь» в Театре на Малой Бронной. У него появились деньги. Он мечтал повидать мир (и его приглашали в США). Но было уже поздно: после ряда операций и облучений ему было слишком тяжело передвигаться. В 1990-м писателя не стало…
УТРАЧЕННЫЙ ШЕДЕВР
Рукопись, выкраденная с бутылкой
Однажды у Ерофеева украли рукопись книги «Дмитрий Шостакович», которую он потом так и не восстановил.
«Я ехал в электричке поздно вечером и с большого похмелья. И у меня в сумке были две бутылки вина… А рядом с сумками лежал пакет. В пакете были мои записные книжки. И вот как раз все черновики «Дмитрия Шостаковича»… У меня их выкрали вместе с сумкой. Я уснул в электричке, а это был вечер воскресенья, когда народу хочется похмелиться, а уже достать негде… Им все эти рукописи не нужны были, они это, конечно, выбросили… Это 72-й год. Я тогда, когда вышел из электрички и увидел пропажу, упал на траву и рыдал, как Печорин, расставшись с княжной Верой или кем-то там, уже не помню…»
5 цитат из легендарной книги
«У каждого свой вкус — один любит распускать сопли, другой утирать, третий размазывать».
«Надо чтить потемки чужой души, надо смотреть в них, пусть даже там и нет ничего, пусть там дрянь одна — все равно: смотри и чти, смотри и не плюй…»
«Если человек умен и скучен, он не опустится до легкомыслия. А если он легкомысленен да умен — он скучным быть себе не позволит».
«Человек смертен» — таково мое мнение. Но уж если мы родились — ничего не поделаешь, надо немножко пожить».
«И немедленно выпил…»