Странное дело: с творчеством композитора Верди я познакомилась в начальной школе. Второй класс, кажется. Женщина, тоненькая, как стебель камыша, ставила нам виниловую пластинку с ариями из «Риголето». Как идет горбун по бальному залу, как поет герцог про «сердце красавиц, склонных к измене», как умирает Джильда, пошедшая на смерть ради любимого мужчины, который не стоил ни ее мук, ни ее мечтаний.
Я не знаю, кто тогда пел на пластинке, помню, что не Мария Каллас, но с годами «Риголетто» превращалось для меня в центр оперного действа и смысла его существования вообще. И Верди, человек, переживший и счастье, и необратимое несчастье еще до всех выкриков «Браво!», к этому центру был ближе всех в 19 веке.
В консерваторию не взяли
Он родился неподалеку от Пармы, в семье трактирщика и пряхи. Деревня и бедность. Ну, так считается, однако родители, увидев тягу ребенка к музыке, подарили ему подержанный спинет. Это разновидность клавесина и дорогая игрушка, пусть и не совершенная в музыкальном смысле. Верди сохранит свой спинет до смерти.
Как и водится обычно с бедными детьми, в истории позже ставшими видными деятелями, не обошлось без покровителей. В городке Буссето жил торговец Антонио Барецци. Он и разглядел в мальчишке, ученике органиста, музыкальный талант.
Когда Верди исполнилось 18 лет, в консерваторию Милана его не приняли. Пусть сейчас это заведение и носит имя Джузеппе, но тогда деревенский парнишка казался лишним. Он был старше необходимого и техникой обладал меньшей, чем требовалось. Его покровитель не сдался и оплатил частные уроки. Еще он выбил стипендию с городка Буссето. А мог бы и отвернуться, рассказывал потом Верди.
Покровитель взял Верди еще и в учителя музыки для своей дочери, Маргариты Барецци. И все, как в комедиях Шекспира, завертелось, пока не закончилось трагедией. Первая жена Верди родила ему двоих детей, но они умерли. А потом умерла и она. Как раз в тот год, когда к Верди подступал профессиональный успех.
Новая семья
Этому успеху во многом сопутствовала помощь оперной дивы Джузеппины Стреппони. Про нее критики писали так: «восхитительная энергия и виртуозность», «голос, льющийся из «ангельских уст», «идеальная интонация».
Проблема Джузеппины была в том, что она вела достаточно свободный образ жизни. Или, наоборот, несвободный: тут можно даже поговорить про оперу через постель, но голос и харизма Джузеппины были настолько сильны, что одной постелью не пробилась бы она. А салоны аристократов открывали перед ней двери. И это несмотря на трех детей и три девятых месяца беременности, пережитые на сцене. Когда-то ее семья потеряла отца, и незамужняя Джузеппина тащила всю семью и выполняла свои контракты, изматывая себя. В жизни такой женщины и появился Верди. Она считала, что его недостойна и свое прошлое старалась в семью не тащить. Даже театральные програмки.
Очно они с Верди встретились во время постановки «Набукко», о романе речь еще не шла. Ее голос был уже угасающим, но имя на афишах еще стоило многого. «Набукко» стал триумфом для Верди. Впервые.
А Джузеппина прощалась со зрителями. Ей было 30 лет, у нее была сестра-инвалид, она решила начать новую жизнь в новой стране. Франция, Париж, уроки вокала для француженок. В Париж по делам приехал и Верди. Два человека с опытом оказались вместе. И остались вместе.
Отравить попугая?
Верди хотел быть землевладельцем в любимом и уютном с детства мире. Он купил имение Сант-Агата рядом с Буссето и стал все переделывать под себя. Джузеппине местные жители объявили бойкот: жить с одиноким мужчиной открыто было нехорошо. Хотя Верди и предлагал своей спутнице уехать, она не согласилась. Ей было важно, что рядом был он.
Правда, сам мастер никому ничего не простил. Вернул городку все долги за стипендию в Милане, поссорился с отцом и отправился в Сант-Агату вместе с любимой, которую все же назвал своей женой.
Свадьба с Джузеппиной была весьма буднична: в соседнем городке наняли двух свидетелей, сказали «да» у алтаря и получили нужный документ, не предупредив даже близких друзей. А дальше начались совсем не богемные будни. Оперой Верди зарабатывал хорошо, но все силы уходили на содержание имения. Композитор вставал раньше, чем солнце, и ехал смотреть на поля пшеницы и виноградники. Обитатели Сант-Агаты надеялись, что будет плохая погода. Это означало бы, что Верди снова будет писать музыку.
К посторонним звукам у себя в поместье Верди относился придирчиво. Чуть не отравил попугая жены, а уж павлина, присланного мэром Буссето (городка, где не приняли его отношения с Джузеппиной), он не пожалел и приказал сварить из него суп.
«Душа моя черна»
Это был союз, где женщина беспрекословно идет на поводу у мужчины. Любила ли она? Да. Любил ли он? Трудный вопрос про человека, вросшего в систему шоу-бизнеса, с контрактами на любую чепуху, которая одобрена импрессарио. У него были огромные гонорары и огромные же обязательства. Он пахал на нотном стане, не имея возможности пахать близ Пармы по-настоящему. Это он перед смертью назовет себя не композитором, а землевладельцем. Это он создаст в Милане дом для ветеранов музыки, для звезд прошлого, и сочтет это лучшим творением в своей жизни.
— Я проклят, чтобы непрерывно царапать ноты, — как-то написал он в трудный год. Проклятье скрывалось за даром, даром «эти звуки извлекать», как писал Окуджава.
Не скажешь сразу, по музыке, но Верди был угрюмым. Уже давно считается, что он – попса в опере и счастье для красавчиков-теноров. Ему противопоставляют более «серьезных» композиторов. Рихарда Вагнера, например. Но однажды он написал своему другу: «Физически я здоров, но душа моя черна». И дальше про то, что счастья для него не существует. И «Риголетто», и «Травиату», и «Аиду» он считал каторгой.
Было ли это кокетством мастера, неизвестно, однако Джузеппе Верди пережил и свою Джузеппину, и Вагнера, и весь девятнадцатый век. Он умер в Милане уже в 20-м столетии, в январе 1901 года, от инсульта. До самой смерти просил, чтобы ему читали партитуры новых опер. Среди последних была и «Пиковая дама» Чайковского. Что подумал Верди о Чайковском – неизвестно. Пришел новый век.